Эндрю Уайет, Мир Кристины

Представляю 5 беседу о любимых художниках. Мой собеседник — Евгений Сусманович, соавтор блога о философии красоты Капля света, постоянный ведущий нескольких познавательных рубрик, одни из которых «О природе вещей» и «А знаете ли Вы, что…». Евгений любит докапываться до первопричин бытия, обладает научным складом ума, философским мироощущением и одновременно с этим по-настоящему глубоко увлечен искусством, фотографией и дизайном. Поэтому наш разговор естественным образом переместился в сторону разгадывания загадок самых разных произведений: от удивительно непонятных до вроде бы очевидных, но только на первый взгляд.

Мария Трудлер: Привет, Евгений, как интересно увидеть твою подборку и поговорить о твоих любимых художниках. Скажу сразу, несколько картин из твоего списка мне очень нравятся. Больше всего — «Мир Кристины» Эндрю Уайета. Выгоревшее от солнца, бескрайнее поле, дом вдалеке и хрупкая девушка, лицо которой скрыто от нас, но почему-то кажется, что оно прекрасно, как у маленькой феи. Потрясающая работа. Не знаю кого она может оставить равнодушной. Меня каждый раз пробирает до озноба, когда я ее смотрю. Эту картину окутывает тайна. Как ты думаешь какая?

Евгений Сусманович: Вот я увидел первый раз картину: лежит девушка и смотрит на дом впереди. Присмотрелся: кости рук истончены, догадался, что она инвалид; вывод она не лежит, а ползёт к дому. Присмотрелся ещё: она не ползёт к дому, она упала и в бессилии смотрит вперёд. Всё это промелькнуло в моей голове за 5-6 секунд и если говорить о тайне, то для меня она заключена в доме (и очень, очень отдалённо момент, запечатлённый на картине, напомнил мне эпизод из «Фореста Гампа», дом, злой отец в доме, страх и бессилие девочки).

Филипп Халсман, Грейс Кели

Мария Трудлер: Как много за несколько секунд можно почувствовать. А я сколько лет смотрю на эту картину, столько и не понимаю, что же меня так в ней притягивает. Наблюдение про дом тонкое. Кажется, все поле — ее мир, а дом к нему не относится. Он мрачно подпирает небо и выглядит, как заброшенный сарай. И неизвестно, что будет ждать девочку в нем, когда она доползет свой путь.
Следующая работа поражает контрастом с предыдущей. Фотограф Филипп Халсман заснял Грейс Келли в радостном прыжке. Она похожа на школьницу-старшеклассницу, сдавшую все экзамены на отлично. )) А почему ты выбрал этот кадр? Какой твой любимый фильм с ней?

Евгений Сусманович: Ни о какой такой Грейс Келли я никогда не слышал до того момента, как начал готовить пост про Халсмана. И самым честным образом заявляю, что притянуло меня это фото своей эротичностью. Дай, думаю, посмотрю ещё фотографии с ней и, скорее всего, они окажутся вполне себе обыкновенными голливудскими. И точно: всё те же платья, улыбки, причёски, ракурсы вполоборота и так далее. Что же тогда меня так тронуло в халсмановской работе. Ведь не юбка и ножки здесь сыграли главную роль (мало ли!), а что? Не знаю. Всё вместе, улыбка, причёска, платье, ракурс? А может вправду Халсман прав, говоря, будто именно в прыжке, сосредотачиваясь на нём, люди показывают себя настоящими? Нет не верю. Такой замечательный народ, как актёры остаётся актёрами даже в прыжке (не случайно в статье я привёл фотографии прыжков только людей «серьёзных»). Короче говоря, Грейс Келли здесь почти ни при чём, во всём виноват Филипп Халсман 🙂

Иван Шишкин, Лесные дали

Мария Трудлер: Он мне понравился, особенно его сеансы-выкрутасы с усами Дали. А о Грейс Келли и я не слышала раньше, но почитав несколько рецензий, захотелось посмотреть какой-нибудь старый фильм с ней, что я и сделаю на днях. Люблю черно-белое кино, как и черно-белые художественные фотографии. Вот, кстати, Шишкин для меня один хороший, талантливый фотограф своего времени. )) Надеюсь, что ты, как интеллигентный человек, объяснишь мне, что такое особенное находишь в его картинах. Картина «Лесные дали», что вошла в твой список самых любимых, рядом с Дали и Магриттом, Дюрером и Уайетом, выглядит совершенно случайно попавшей в их компанию. Хотя, может быть, Эндрю Уайет чем-то перекликается с Шишкиным своей предельной реалистичностью, не знаю. Чем же тебе так мил Шишкин?

Евгений Сусманович: Совершенно верно ты выразилась. Для меня Шишкин это тоже талантливый фотограф. Но до недавнего времени я и не думал, что художники-пейзажисты создавали свои полотна сидя (стоя) в мастерских, а не, как я думал, на лоне природы. Рисовали по памяти; это одновременно и удивительно для меня и немного выглядит искусственным (всё-таки импрессионисты мне больше нравятся).
Небольшое отступление. Маша, я, наверное, не совсем правильно тебя понял. Ты просила показать тебе своих любимых художников, а я показываю, то, что мне приятно ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. Понимаешь, если бы я задумался о любимых художниках, то ничего бы не смог тебе ответить, поскольку :))) с ума бы сошёл. Во всяком случае, повесить в большом доме большую картину Шишкина — это было бы приятно для глаза. Однако, я не очень-то люблю большие дома, мне интереснее небольшие творческие кабинеты-лаборатории-мастерские-кельи-мансарды-библиотеки. Так вот, Шишкин. Я сам люблю забраться высоко-высоко где-нибудь в своём лесостепном Оренбуржье и любоваться открывшейся панорамой. Это долго рассказывать сколь часто (особенно в юности) я проделывал такие путешествия. И когда я вспоминаю их, то вспоминаю точь-точь всё, что видели мои глаза, но ведь ни рисовать, ни фотографировать я не умею, а Шишкин умел. А ещё я вспоминаю, что слышали мои уши и нюхал мой нос и, судя по всему, те же ощущения испытывал и вспоминал потом в своей мастерской Иван Иваныч.

Сальвадор Дали, Атомистический крест

Мария Трудлер: Конечно, тема беседы именно о любимых авторах. Они тоже могут быть приятны, но приятность для глаз чуть другая эмоция, чем любовь, согласись. Поняла, чем тебе так дорог Шишкин. Это воспоминания от встреч с природой во всем объеме ощущений. Ностальгия по прошлому, по юности и археологии, наверное. И она тебе захватила здесь и сейчас. )) А ты участвовал в раскопках, какое путешествие было самое запоминающееся? Чувствуется, кстати, что у тебя научный склад ума. Взять хотя бы странный симбиоз науки и религии, совершенно непонятную для меня работу Сальвадора Дали «Атомистический крест». Наверное, чтобы лучше оценить ее по степени приятности для глаз и другим достоинствам, силе послания, например, надо увидеть ее в реальности. У меня все время чувство, когда я на нее смотрю, что это не картина, а современная концептуальная инсталляция в темном зале, да еще и с подсветкой для пущего эффекта. И очень не хватает привычного объяснения автора на стене или хоть какого-нибудь умного пояснения для не догоняющих смысл зрителей. Какая идея этой работы, на твой взгляд, ты понял, что сказал ею Сальвадор?

Евгений Сусманович: В экспедиции я ездил три летних сезона по три недели каждый. Никогда не забуду ни бронзовые зеркала, ни следы от кострищ, ни посыпанные охрой скелеты (а однажды мы раскопали скелет беременной женщины), Но, поскольку годы-то школьные, то самые яркие впечатления всё-равно связаны с туристской романтикой. Жизнь в палатках на берегу реки, вдали от цивилизации. Полная автономия, ночи, звёзды, разговоры со студентами, обрядовые представления… Взаимосвязь науки и религии для меня одна из самых интересных тем вообще. Можно сказать, что я эволюционировал по закону: теза -антитеза — синтез. В школе — я глубокий материалист и нигде, буквально нигде не находил (точнее, не искал) места богу. Это была теза. В студенческие годы «связался» с адвентистами и настолько очаровался их проповедями, что подверг неразумной критике (у себя внутри) и эволюционное учение, и возраст Земли, и многое другое. Я нашёл место богу (точнее взял и посадил его туда, куда мне указали другие люди).
То была антитеза. Прошли годы. Теперь, конечно, мне кажется, что я интеллектуально повзрослел и разделяю точку зрения о вере, не нуждающейся в доказательствах и о боге, присутствие которого нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Это, вроде как, у меня синтез. Взаимопроникновение научных и религиозных тем я чувствую во многих картинах Дали. Дали — это точно мой любимый художник. И я мог бы прислать тебе шесть его картин. Выбрал «Атомистический крест». Жалко, что я читал уже об этой картине, но попробую всё забыть и только вспомнить свои первые впечатления и размышления… Атом в центре креста. Атом — это символ начала и конца подлунного мира. Мир духа представлен крестом, но дискретным и в виде кристаллической решётки. Надо полагать, что Сальвадору Дали нравится эстетика форм атомов, молекул, кристаллов и что может быть интереснее для сюрреалиста, чем совмещать на первый взгляд несовместимое; выражать символ через просто понравившуюся тебе форму. Дали вложил своего бога в атом, в кристаллическую структуру вещества. Это меня восхищает!

Альбрехт Дюрер, Молодой заяц

Мария Трудлер: Какие счастливые воспоминания и какое интересное объяснение картины. Было бы любопытно побеседовать отдельно о твоих любимых произведениях Дали через призму научно-религиозных тем. На моем блоге уже есть один увлекательный разговор о Сальвадоре с художницей Сашей Неаполитанской, благодаря которому я прочувствовала скрытую ранее от меня поэтическую сторону его творчества. Но каждый любит и видит своего Дали, впечатляется разными гранями его гениальности. Дали — это всегда символ, метафора, тайна, желающая раскрыть саму себя. А есть ли загадка в полностью реалистичном, даже скорее энциклопедически-натуралистичном «Молодом зайце» Дюрера? Почему этот незамысловатый, но невероятно воздействующий образ так любим?

Евгений Сусманович: Я не верю в души зайцев-кроликов, но это что-то действительно невероятное. Наверное, Дюрер всё-таки верил. Такое можно нарисовать только любя. Где больше души, в зайце Дюрера, или, например здесь? Это образцы того, что я не могу назвать портретом, поскольку нет там ни художника, ни натурщика. На мой взгляд (буквально взгляд), дюреровский заяц во сто крат умнее любого человека, изображённого здесь. В этом, собственно, загадка и состоит…

Рене Магритт, Империя света

Мария Трудлер: Именно за это готовы платить люди, именно это они любят, именно такими (и никакими другими) хотят себя видеть на портретах — в кукольно-сахарно-припудренном виде. Дюреровский заяц бесконечно живее этих пластмассовых, искусственных лиц с фотографии. Кстати, сами фотографии совсем неплохи, но переведенные в живопись, теряют последние крупицы очарования, превращаясь в бездушный кич. По сравнению с ними, заяц — мудрец и философ, ты прав.

Последняя картина в твоей подборке «Империя света» Рене Магритта. «Я соединил в «Империи света» разные понятия, а именно — ночной пейзаж и небо во всей красе дневного света. Пейзаж склоняет нас к мысли о ночи, небо — о дне. По моему мнению, это одновременное явление дня и ночи обладает силой удивлять и очаровывать. И эту силу я называю поэзией» — говорит нам несравненный Рене Магритт. Как естественно смотрятся его соединения противоположностей, ты не находишь? Как-будто все так и существует в реальности, ничего смущающего взор. Так чем же тогда он нас удивляет?

Евгений Сусманович: Забавно, конечно, рассуждать о картине (смысл которой в игре света) на основании компьютерной картинки. Ведь я не вижу отражённый свет, по задумке автора; я вижу свет, испускаемый по прихоти TN-матрицы моего монитора. Но даже в таком качестве работа впечатляет! Чем, спрашиваешь ты. Первое ты отметила — сочетание противоположностей замечаешь, но оно выглядит естественным, а не парадоксальным (я, кстати, не сразу заметил). Так это и есть один из кубиков мозаики сюрреализма. Второй кубик сам Магритт определил: «Сюрреализм – это реальность, освобожденная от банального смысла». Пожалуйста, на «Империи света» — хочешь фонарь на столбе, а хочешь подвешенный фонарик во вратах; хочешь день, а хочешь ночь; хочешь холод, а хочешь долгожданная вечерняя прохлада. Ну и много ещё кубиков… Вот так сюрреалисты играют с реальностью. За это я их обожаю! А что с ней ещё делать? Отражать её? Искусство — не предмет физического мира, чтобы просто отражать… Короче, Маша, спрашивать меня про сюрреализм чревато — я ухожу от него в пропасть философии. Или он меня туда толкает.