Люди искусства чуть-чуть ближе к духовному, чем остальные? Есть ли духовное в живописи? Как художника меня давно занимает желание разобраться, что такое относительно невидимых высших миров все наши человеческие, земные способы самовыражения. Зачем природа закладывает в нас эти способности и порывы к творчеству? Духовно ли искусство по своей сути? В чем его ценность? Существуют ли хоть малейшие проблески, искорки свыше в разных видах искусства? Одобряет ли Всевышний наши картины, фильмы, книги, фотографии, мелодии? Радуют ли они Его или только нас самих? Что ждет искусство, какое у него будущее, по какому пути оно пойдет? Одни бесконечные вопросы крутятся в моей голове. Поэтому я очень ценю возможность разъяснить какие-то из них, или задать еще новые, все более уточняющие, более наводящие на искомые ответы. А это чаще всего случается с великолепными собеседниками. С одним из них, дорогие читатели, хочу вас познакомить сегодня.

У меня в гостях Мария Анашина (востоковед, китаист, исследователь китайской философии и философии буддизма), автор интереснейших блогов: о путешествиях, природе и культуре — Дорогами Срединного Пути, о философии, религии, культуре Китая — Срединный Путь и еще нескольких других.

Маша буддист по убеждениям, глубокий философ и азартный путешественник, конник, талантливый фотограф и умный человек. Мне всегда очень интересно с ней общаться. Каждый раз в дружеских беседах какие-то вечные вопросы проясняются с новых сторон. В этот раз наше общение началось на ее блоге в комментариях с моего восхищения каменной бабой, а продолжилось совершенно неожиданно для нас интересными рассуждениями об искусстве и перспективах его развития. Итак, читайте и размышляйте вместе с нами:

Мария Трудлер: Каменная баба меня покорила! Такие округлые, обобщенные черты. Как-будто работа современного скульптора. Все-таки искусство идет по спирали.

Мария Анашина: Да, искусство явно идет по спирали. А может потому, что нет альтернатив?

Каменные бабы меня поразили когда я была в Ростовской области. А сколько их там раньше было…

Мария Трудлер: Хороший вопрос. Думаю, альтернативы развития искусства где-то в другой спирали… На которую еще просто художники не вышли. Поэтому наматывают круги на имеющейся.

А почему были, что с ними стало? Маш, по твоей версии, у этих потрясающих каменных баб было какое-либо практическое применение?

Мария Анашина: Я не знаю, есть ли альтернатива… Но это на мой непросвещенный взгляд, тут тебе виднее. Вот ты как видишь? Куда может развиваться, скажем, изобразительное искусство?

Каменные бабы некогда были в основном в степной зоне России и Украины, есть и в Германии, в Монголии. Сооружали их скифы, половцы, тюрки и другие народы. Очень многие погибли от мусульман (а исламе есть запрет на антропоморфные изображения). Православные тоже часто истребляли этих «идолов».

Понятно, что это культовые сооружения. Но что именно? Культ плодородия? Культ предков? Думаю, не ошибусь, если скажу, что изображение женщины с ярко выраженными половыми признаками – это культ плодородия (ср. с «палеолитическими венерами»). Где-то они символизировали воинов, вождей. Собственно, «баба» – это вовсе не баба, а «балбал» – «пращур», «дед-отец».

Я, когда была в археологической экспедиции на Нижнедонских Частых курганах в Ростовской области, столкнулась с половецким святилищем, которое стояло на старом савроматском кургане (подробнее здесь). И в святилище было круглое отверстие, которое мы сначала приняли за древнюю грабиловку. Но, скорее всего, это было основание уничтоженной каменной бабы.

Мария Трудлер: Вот, кстати, недавно мы закончили интересную беседу с Юлией Риа (блог Капля света) на тему: «Возможно ли совершить революцию в искусстве?», которая очень содержательно продолжилась в комментариях. И очень рада, Маша, что мы с тобой заново подхватили эту тему.

Изобразительное искусство. Куда может развиваться? Как и любое другое искусство, так они все связаны, оно может выйти на новую спираль, если люди пойдут по духовному пути. Ведь искусство развивалось вместе с человеком эгоистически. Если человек внутренне изменится, то изменятся его переживания, а за ними искусство, которое их отображает. Представляешь, если получится в живописи передать духовные состояния? Именно духовные ощущения, а не эмоции и мысли нашего мира.

Спасибо тебе большое за рассказ о бабах каменных! А этим балбалам приносили жертвы, вокруг них совершали культовые обряды? Или танцы? Мне интересно, что значили для древних людей их идолы. Для меня это просто произведения искусства. А для них возможно – источники энергии, божества. Огромные талисманы-хранители. Обожаю «палеолитических Венер»! Невероятное искусство. Вообще, чем искусство древнее, тем оно мне больше нравится. Наверное, люди тогда жили в большей гармонии с природой…

Мария Анашина: Ой, с удовольствием почитаю интервью, я подписана на «Каплю света».

Мне нравится твой ход мыслей, про передачу духовного состояния. Но возможно ли это? В буддизме есть теория двух истин – относительной, вербальной, и абсолютной, постигаемой интуитивно. Абсолютная постигается индивидуально, с помощью мудрости-праджни, которая есть у каждого. Но беда в том, что ее никак не выразить. Она вне слов. Пробудить праджню можно с помощью относительной истины. Т.е. эти две истины взаимосвязаны, без относительной истины не придти к абсолютной, без абсолютной не было бы относительной. И вот если через призму этой теории посмотреть на искусство и вообще на нашу возможность восприятия. Мы ограничены формой, цветом, звуком и т.п. Волны, энергии которые нас окружают, мы воспринимаем именно так – через нечто определенное, чувственное. Получается, они – как относительная истина. Вот как передать с помощью относительного абсолютное? Взять, к примеру, китайскую чаньскую живопись. Она конкретна, но за ней угадывается нечто большее, чем просто изображение, к примеру, десяти быков (очень популярная метафора пути к просветлению и его обретения). Можно ли передать духовное ощущение иначе? Мне иногда кажется, что искусство – это как указка, крючок, иными словами, относительная истина. «Палец, указывающий на Луну, не есть сама Луна», «Когда рыба поймана, сети отбрасывают». Может, искусство и является вот этим «пальцем», «сетями», поскольку Луна – всегда больше, чем луна. И пытаясь передать духовное состояние, художник не сможет выйти за рамки формы, неважно, будет ли она реалистичной, или предельно абстрактной. Но дальше идет встречное движение от зрителя. Произведение искусства пробуждает что-то во мне, находит отклик в моем опыте. И я, в свою очередь, начинаю видеть в нем что-то свое, возможно даже то, что художник вовсе и не имел ввиду.

Или, скажем, музыка. Лично для меня одна из непревзойденных вершин – это «Адажио» Альбинони. Мне кажется, что в этой мелодии заключена вся суть нашей жизни, с ее смыслом и бессмыслицей, радостями и скорбями, надеждами и разочарованиями. Но она – всего лишь сочетание семи нот. А дальше происходит встречное движение: мелодия побуждает что-то во мне, я, в ответ, наделяю ее какими-то своими смыслами. Другой человек услышит в ней что-то свое. И, получается, хотя мелодия одна, но для каждого она будет разная.

Насчет баб я не знаю, надо будет почитать специальную литературу. Знаю, что поздние бабы были с чашами, куда, по-видимому, клали подаяние. Опять-таки, интересно – в зависимости от того, какая направленность человека, он увидит в каменной бабе что-то свое. Для меня, наверное, это воплощенная история и время…

Мария Трудлер: Возможно ли? Верю, что да. Доводы разума говорят, что нет. И ты отлично это показала с позиции буддизма. Мы представляем собой замкнутую коробочку с 5 отверстиями – органами чувств и через них идет все наше восприятие. Но, Маш, если человек сумеет развить у себя шестой орган чувств или сосуд для восприятия духовного мира? И будет развивать его и выражать свои впечатления от него именно живописью? Я знаю, что музыка ближе всего к духовному. Так как это не слова и не образы – то, чего в духовном нет. Но несмотря на это, язык образов мне видится наиболее воздействующим. Неслучайно Какуан начал с картинок, продолжил стихами и завершил прозой. Мне очень интересна эта метафора 10 стадий постижения, просветления. «Десять Быков» Какуана – картинки 12 века, а чувство, что я нарисовала. Все передано намеком. Так, чтобы, как ты точно написала, зритель оказался на «крючке» и смог продолжить дальше сам. В этом настоящее искусство. В том ощущении, что родится между произведением и зрителем. И оно, будет у всех свое. Ты тонко чувствуешь такие вещи. Я представляю, что если художник, находясь на каком-либо духовном уровне, создаст картину, а потом зритель посмотрит на нее духовными глазами, то разве не родятся в этом диалоге искорки абсолютного постижения, их совместного, общего духовного постижения, не заключенного в них самих, а значит неограниченного? «Адажио» Альбинони и я очень люблю. 7 нот. Так и в живописи. 7 цветов радуги, а сколько ими можно всего передать! Мне кажется, если человек не будет ограничен только собой, он сможет передавать духовное любыми средствами.

Маша, ты так интересно написала про передачу духовного и свое понимание искусства! Я потрясена!

Мария Анашина: «Я представляю, что если художник, находясь на каком-либо духовном уровне, создаст картину, а потом зритель посмотрит на нее духовными глазами, то разве не родятся в этом диалоге искорки абсолютного постижения, их совместного, общего духовного постижения, не заключенного в них самих, а значит неограниченного?»
— Маш, лучше и сказать было нельзя! И знаешь, опять приходит сравнение с буддизмом. Как писал в свое время наш известный исследователь О. Розенберг, «Буддизм не изучает человека отдельно и солнце отдельно. Он изучает человека, смотрящего на солнце». Т.е. мы раскрываем себя в диалоге, во взаимодействии с другим, и тем самым идет прорыв.

Вот ты хорошо подвела меня к мысли, которую ты высказала вначале: «Ведь искусство развивалось вместе с человеком эгоистически». Я сейчас увлеклась искусством религиозным. Мне кажется, там есть прорыв. Те же иконы и фрески Андрея Рублева с их удивительной обратной перспективой. Или помню, какой это был переворот, когда я воочию увидела «Страшный суд» Микеланджело в Сикстинской капелле. Но каждый, наверно, видит то, что может увидеть. Или глянь у меня в посте про Николо-Прозорово внутреннее убранство храма. Вроде да, реалистическая живопись. Но вот когда ты там, что-то происходит, все эти фигуры, лики – они перестают быть просто фигурами и ликами. Происходит нечто, что уже вне слов, вне знаков…

Мария Трудлер: Вне слов, вне знаков… Ты описала, как рождается атмосфера, окружающая настоящее искусство. Атмосфера эта без формы, без звуков, без слов, она, как воздух, но не воздух, ее можно ощутить, но она абсолютно невидима. Другой человек может ее вообще не заметить. То есть она возникает между конкретным человеком и произведением, а иначе – посланием к нему лично. Ведь искусство – это письмо в будущее. Часто пророческое письмо. То есть его могут воспринять, понять и через столетия.
Маш, ты хорошо затронула религиозное искусство. Оно очень в тему. Так как эта атмосфера сравнима с духом религиозности, витающем в храмах. И вообще, когда человек проникается глубоко каким-либо произведением, его ощущения похоже на религиозное благоговение. А что за переворот произошел у тебя при созерцании «Страшного суда»?

Мария Анашина: Точно, письмо в будущее. И как много зависит от художника!
В свое время, еще в середине 80-х, в Москве была группа «Двадцать московских художников», они выставлялись в зале на Малой Грузинской. И среди них был один удивительный человек, Владимир Глухов. К сожалению, он рано ушел из жизни. У него были необыкновенные картины. Реализм, но при этом фантастические миры. Представь: горы, а над ними, в небе – удивительные цветы-облака, в которых виден новый мир. У нас дома есть его две работы… Благодаря Глухову мои родители познакомились со Смирновым-Русецким. Тоже необыкновенный был человек, необыкновенные писал картины. И вот их картины – вроде и не религиозное искусство, но это были настолько глубокие люди, с таким глубоким пониманием реальности, что глядя на их работы, идет удивительная внутренняя работа. Вот даже не знаю как объяснить 🙂

Опять-таки, когда я увидела «Страшный суд» – это было что-то вне слов. Просто можно было долго вглядываться, рождались какие-то собственные ассоциации, понимания.

Мария Трудлер: Про группу «Двадцать московских художников» узнаю от тебя, стала читать про нее, жаль, что она просуществовала всего 10 лет. Просмотрела состав «Двадцатки» и увидела только одно знакомое имя Семена Файбисовича, художника, который нравится мне давно. С творчеством остальных мне только предстоит познакомиться. Я очень рада, Маша, что наш разговор с тобой завернул в сторону московского андеграунда. Мне невероятно интересен этот подпольный период в живописи.

Новые для меня имена! Борис Смирнов-Русецкий мне понравился, нашла его картины — в рериховском духе написаны. Тонкие, деликатные, как-будто прозрачные, философские пейзажи. Нашла и Владимира Глухова, судя по твоим описаниям, именно его необыкновенные картины у вас дома. Какая ты счастливая, что имеешь этот уникальный шанс проникнутся так близко его искусством! Его небесные, фантастические цветы напомнили мне Ивана Рабузина, они перекликаются между собой каким-то гармоничным, идеальным мироощущением.

«Внутренний мир человека – как реальный объект, воплощённый в живописи» — эти слова Владимира Глухова очень созвучны мне. Вот и ты говоришь, что глядя на его работы, «идет удивительная внутренняя работа». Мне думается, все современное искусство несет в себе этот мощный заряд, пробуждающий человека на внутренние поиски. Но духовные ли они, как ты считаешь? К чему ведут они человека, зрителя? К какому диалогу? Или картины талантливых художников пока служат лишь предтечей нового пути, на который (хочется верить) выйдет когда-нибудь искусство?

Мария Анашина: До сих пор живо воспоминание (тоже в том зале на Малой Грузинской): выставка современного искусства. Банка, в которой летают две мухи. И подпись: «Мухи Даша и Маша». Или канализационная труба со шляпой. Вот это искусство во мне ничего не будит. Я вообще его не понимаю. Как не понимаю концерты для препарированного пианино. Может, в этом что-то и есть, но я не вижу… Или всякие перфомансы, модные в последнее время. Помню, недавно наткнулась на такую фразу, что все люди делятся на «художников» и «артистов». Художник направляет внимание зрителя на свои работы, он диалогичен. «Артист» играет какую-нибудь роль или себя самого, он монологичен. Ему не нужен собеседник, ему нужен зритель. И вот многие современные художники по сути именно «артисты».

Рерих, Смирнов-Русецкий, Глухов — их искусство, как мне кажется, религиозное, хотя оно и не связано с какой-либо определенной религией. Здесь действительно идет прорыв в иные, горние сферы. И как люди все разные, так и искусство разное. Вот даже взять фотографии баб — из Танаиса и Векше. В первом случае они для меня нечто большее, чем просто антропоморфные фигуры. За ними стоит история, культ. А фигуры из Векше — просто фигуры. Да, они будят фантазию. Но они как бы замыкаются на себе, на своих эмоциях. В первом случае я вижу Бога. А во втором — заброшенных в этот мир людей, со своими странными, изломанными судьбами, одиночеством, тягой к другому и отталкиванием. Кстати, я в разговоре с тобой поняла свое настороженное отношение ко многим современным художникам. Это мир человека без Бога, замкнутого на самом себе. Со своими переживаниями, страхами, тревогами, радостями и разочарованиями. Но в нем я не вижу цельности. Помнишь, когда ты писала пост о Франческо Клементе, я написала в комментарии, что его работы вызывают у меня чувство тревожности. И ты ответила, что у тебя ассоциация с водоворотом, где в эпицентре – одиночество. Вот да, одиночество. Еще, возможно, робкая надежда, но опять-таки, на что-то имманентное.

В практике «вэнь-да» (яп. мондо — вопрос-ответ) чань-буддизма два человека могут ответить на вопрос наставника одинаково, но в одном случае это будет ответ просветленного, а в другом — профана. Так и в искусстве. Мне кажется, что рано или поздно человечество вернется к Богу — без разделения на отдельные религии, конфессии, с более глубоким пониманием. И тогда думаю, мы увидим новое искусство.

А как ты думаешь, по какому пути пойдет искусство? Что нас ждет?

В свое время я обратила внимание на одну особенность музыки второй половины 19 — начала 20 века. В ней нарастает трагизм, диссонанс. Словно композиторы предчувствовали бурный и страшный 20 век. Потом, уже в Абрамцево я увидела это же в изобразительном и декоративно-прикладном искусстве. Там не только умиротворение, но и конфликт. Особенно это чувствуется в произведениях Врубеля. Да и сами линии архитектуры модерна… Вот и современное искусство, как мне кажется, тоже очень неустойчиво, словно впереди нас ждет точка бифуркации. Тупик человечества, замкнутого на себе самом…

Мария Трудлер: Если слепить из фрагментов разных произведений 20 и начала 21 веков мозаичный образ современного художника — покажется скорее пугающая картина, чем обнадеживающая. Потерянное, одинокое, страдающее существо, томящееся в огромной внутренней пустоте, как в этой стеклянной банке мухи Даша и Маша. Без Бога. Без веры, без высшей цели, без смысла. Как это не страшно произносить, возможно, и без души. Все маски идеалов сорваны. Остался израненный, напуганный до смерти маленький человек (канализационная труба со шляпой), утопающий в депрессии и не знающий, что делать с самим собой и со своей жизнью. Которую он проживает чаше всего в жанре психологического триллера, боевика или театра абсурда. Но несмотря на эту унылую, уродливую картину, я вижу в ней и высший знак — показать всем людям, как в зеркале, что они из себя представляют до самого конца, в полном объеме их качеств, как хороших, так и плохих, через богатую палитру их внутреннего мира. Чтобы не оставить у них никаких заблуждений насчет самих себя. Современное искусство — не только создатель, но и главный разрушитель человеческих иллюзий. Оно кидает человека в бездну, на дно глубокого, темного колодца (его подсознания), предоставляя ему уникальный шанс с правом выбора: или ползать по полу, разбивая голову об стены, или смотреть на открывающееся снизу небо, звезды, мечтать о свободе и выращивать крылья…

Должна признаться, что современное искусство я чувствую настолько же близким, как и древнее, включая средневековое. Их связывает в одно целое предельная искренность. И хотя, в первом случае, божественное буквально осязаемо, а во втором чувствуется прямо противоположное — все равно в них есть общее. Как у света и тени, дня и ночи. Всевышний проявляется явно или скрыто. Это похоже на игру, но как иначе, кроме как из сравнений противоположных состояний познать Его? Поэтому этот мучительный этап в искусстве мне видится важным и необходимым. Он многое раскрывает в человеке и человеку. Подводит нас к осознанию нашей опасной, разрушительной природы, замкнувшейся в своем Эго, как в кольце, до полного отвращения и взрыва. Но эта природа подарена нам свыше. Она Его обратная сторона. Ведь и по отпечатку можно представить печать. Возможно, это заставит многих задуматься серьезно и начать поиски выхода из себя к Нему. И это обязательно отразится в искусстве. Пока предвестников этому я не вижу. Но кто знает?

Современные художники — настоящие исследователи человеческой природы. Они раскрепощенные, бесстрашные и отчаянные в самопознании. Этот факт меня восхищает. Этим восхитил меня Франческо Клементе и восхищают всю жизнь многие другие талантливые творцы. В них я чувствую странное величие. Они как-будто звенья одной длинной цепи поколений, тянущейся из глубины истории. Спрашивается, величие в низости? Величие, что независимо от результатов своих поисков, они честны перед собой. И готовы идти до конца, до победного конца. И раздвигать все дальше границы дозволенного, общепринятого. К свободе. Сначала к личной, а потом, хочется верить — к духовной. Разве нет здесь высшего замысла? Тупик человечества может стать преддверием его нового рождения. Разве не оправданы тогда эти родовые муки? Мне кажется, нас ждет подъем из колодца. Наверх. От полной безвыходности, но это уже не имеет значения. Я не исключаю, что искусство изменится до неузнаваемости, возможно, совсем исчезнет. Главное, чтобы изменился человек. И тогда оно выполнит свою роль.

Маш, а ты можешь представить жизнь человека совсем без искусства? Или, если не впадать в крайность, может ли искусство будущего принять нематериальные формы, стать голографическим, например? Искусство — это реальный посредник в диалоге одной одинокой души с другой. Но если люди научатся общаться, ощущать и понимать друг друга телепатически, на внутреннем, духовном уровне, останется ли эта необходимость в посреднике? В этом пророческом письме? Если сообщения будут отправляться и получаться мгновенно? Тут я зашла в область фантастики, но ты меня бросила в очень глубокие размышления… Или пока жив человек, будет существовать искусство?

Мария Анашина: Машунь, я даже и не задумывалась над тем, что современное искусство можно понять в таком ключе — как необходимую противоположность, ту основу, которая позволит двигаться дальше. Теперь ты меня бросила в размышления, в чем-то пока отрывочные.

Вспоминаю гегелевскую триаду: «тезис, антитезис, синтез». Может искусство как раз и двигается в этом направлении? Древнее и средневековое искусство в целом было под знаком «тезиса»: божественное начало при подавлении человеческого. Даже там, где воспевается человеческое естество, оно божественно прекрасно — вспомнить и античную пластику, и искусство Возрождения. Редко где мы найдем уродство — даже если оно есть, оно несет на себе печать трансцендентного. Венера Боттичелли, Мадонна Рафаэля — они недостижимый божественный идеал. Глядя на них, человек осознает суть своей греховной природы, своего несовершенства. Ему, маленькому и убогому остается лишь молить о прощении и пощаде.

Постепенно начинается движение в другую сторону — отход от божественного в сторону человеческого, «антитезис», второй компонент гегелевской триады. Бога нет, ницшевское «Бог умер», торжество диониссийского начала («Рождение трагедии из духа музыки») означающее что ты, только ты ответственен за все, что происходит. Человек остается наедине с самим собой. И здесь идет глубокое исследование человеческой природы — вот оно, современное искусство. Где-то — акцентирование на отрицательных моментах, на уродстве, диссонансе. Где-то — «глянец», возвеличивание человек как творец себя и мира. Это видно и в философии — от отчаяния «Постороннего» и «Мифа о Сизифе» Альбера Камю до Второй Прометеевской эпохи «Смысла и назначения истории» Ясперса, «Бытия и времени» Хайдеггера с его заботой о бытии, познании бытия через самое себя. Или психология — от разрушительных глубин бессознательного Фрейда и Юнга до современной позитивной психологии.

Кстати о Юнге: цель человека — обретение Самости, единства сознания и бессознательного. Сначала человек проходит стадию Я, которую можно сопоставить с аполлоническим началом Ницше. I-XI арканы Таро… Совершенство симметрии, торжество логики… Не таким ли было древнее понимание Божественного? Как очевидная ясность, торжество Света и Разума? Потом идет стадия погружения в бессознательное — дионисийское начало, XII-XVI арканы? С их искусом, Повешенным, Смертью, Умеренностью, Дьяволом и Башней? Необходимая стадия, чтобы придти к Самости, болезненное погружение вглубь себя, своего Эго, бессознательного, Тени?

Быть может, современное искусство именно и есть исследование этой Тени? У Урсулы Ле Гуин есть замечательное произведение — «Волшебник Земноморья». Главный герой, молодой волшебник Гед по неосторожности выпускает свою Тень. Долгие годы он безуспешно борется с ней, и чем сильнее борьба, чем более искусным волшебником становится Гед, тем могущественнее и непобедимее становится его Тень. И однажды они встречаются лицом к лицу… Битвы не было — потому что невозможно победить собственную Тень. Это та самая юнговская Тень, которая есть у каждого… Чем сильнее мы ее подавляем в себе, тем яростнее она проявляется. От нее никуда не деться. Она — необходимая часть нас.

И тогда, следуя и логике Юнга, и логике Гегеля, нас ждет синтез, Самость, обретение подлинной полноты своего бытия, соединение человеческого и Божественного. Да, и здесь будет немало искусов. Но все-таки в конце концов, после «Страшного Суда» нас ждет «Мир». Когда нет подавления человеческого ради божественного, но нет и обратного. Говоря словами восточной философии, когда человек воочию осознает, что он и есть Будда, и, в сущности, сансара — это инобытие нирваны, Атман и Брахман едины.

И тут я вспоминаю «Смысл творчества» Бердяева. Бог творит миры от полноты своего бытия. И в буддизме ваджраяны тоже есть идея творения новых миров. Творчество как излияние своей Самости вовне… Как ее инобытие. Бердяев писал, что творчество — это знак Святого Духа. Мы прошли эру Отца — Закона (вот оно, Я), завершаем эру Сына — Любви (только любовью можно спасти все несовершенство человека и мира). И впереди нас ждет эра Святого Духа — Творчество, создание новых миров. Творчество в широком смысле. Когда ты творишь потому, что не можешь не творить, потому что у тебя природа творца. Будет ли такое творчество материальным? «И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет» (Откровение, 21:1)

Как ты думаешь, возможен такой путь?

Мария Трудлер: Мне он кажется самым желанным и возможным. Ведь истина в равновесии, в гармонии, по середине. Но не буду забегать вперед, начну издалека. Ну и гигантскую волну мы с тобой поймали! Я вытерла из предыдущих своих размышлений один момент, который показался мне неосновательно субъективным. Но, так как ты только что объяснила мне его, придется признаться. Удивительно, Маш. По сути в нашем разговоре как раз соединились два понимания и два непонимания искусства. Что родило новое понимание для нас обоих. Твои слова прояснили почему мне всегда было так чуждо искусство Возрождения, почему эти божественно красивые мадонны и венеры казались мне ненастоящими и фальшивыми. В них я не находила человека! Так же, как ты не находила Бога в современном искусстве. Именно от этого шло наше непонимание и неприятие. Мое — классических произведений, твое — современных.

Разгадка была так проста. Классическое искусство, прекрасное и совершенное, выглядело в моих глазах абсолютно стерильным, научным, напрочь лишенным живых, человеческих эмоций. Даже страдания в нем неестественно красивые, им не веришь. Искусство Возрождения, несмотря на внешнее, видимое совершенство обделено внутренними противоречиями и несовершенствами. Последний художник, по моему мнению, который успел внести что-то человеческое в Идеал — это Боттичелли. После него целый период в истории искусства — с раннего ренессанса до романтизма (именно с него я считаю началось развитие современного искусства) — выпал куском из моего понимания. Романтизм, ставший протестом против классицизма и академизма, вернувший человека в искусство, мне близок и понятен. Романтики воспевали свой внутренний мир во всем его богатстве. В сущности, именно с романтизма и пошло движение в другую сторону. И продолжается до сих пор, уже несколько веков. Очевидно, что исследование нашей природы — процесс занятный. А встреча лицом к лицу со своею Тенью в наше время приобретает особую остроту.

Вообще, с юности я настолько прониклась идеями Ницше, Фрейда и Юнга, что современное искусство хотя и пугало меня периодически, но было безумно интересно. Я понимала — это обо мне, о нас, о человеке в целом. Нельзя отрекаться и закрывать глаза, надо наоборот учится видеть и пытаться понять. Конечно, любое движение имеет начало и конец, также как Ренессанс выродился в маньеризм (вот они ранние истоки кича) и академизм, так и современное искусство, пережившее свой расцвет, свое Возрождение в 20 веке, уже истощается в своих блужданиях в ночи. Все увеличивающаяся пустота тому подтверждение. Желание к истинному самопознанию иссякает, принимая формы кича, глянца, позитивизма (3 любимые народные пустышки, оболочки без содержания) и современного, элитарного академизма. Еще рождаются художники, открывающие новые грани и пласты человеческой природы, но они уже большая редкость. И это кризис, который предвещает что-то новое.

Как хорошо, что ты можешь мысленно охватить и проанализировать схожие черты в искусстве, философии, религии, музыке, литературе! Видно, что это все этапы одного процесса — развития человека. И альтернативы развития искусства не возможно обсуждать отдельно. Они связаны с общей историей, с нашим общим развитием. Вопрос: «Куда будет двигаться искусство?» — связан неразрывно с вопросом, а по какому пути пойдет человек? Я тоже верю, как и ты, что рано или поздно все разделения и непонимания уйдут в прошлое, став основой для соединения над этими различиями.

Ты опять озвучила какие-то мои бессловесные ощущения насчет третьего пути, серединного, среднего. Мы с тобой незаметно договорились до названия твоего блога — Дорогами Срединного Пути, уверена, что это неслучайно. Средний путь. Путь без крайностей. Когда обе стороны принимаются, как необходимые и соединяются осознано самим человеком. И он становится по-настоящему свободным. Так как начинает управлять двумя сторонами своей природы самостоятельно, как двумя вожжами. Это тоже, наверное, длинный путь, как ты написала, со своими искусами и препятствиями, но это уже по-настоящему новый, духовный путь. Путь к обретению природы Творца. Мне очень хочется его хотя бы представить, но пока увы — не получается.

Машенька, спасибо тебе за этот необыкновенный, неожиданный разговор. Для меня он стал откровением. Ведь о целях, путях и смыслах искусства я думаю постоянно, часто не находя вразумительных ответов… А в таком проникновенном диалоге, что получился у нас, так много проясняется, как бы изнутри, с каких-то глубинных уровней. Мы спонтанно успели с тобой встать на какую-то одну волну. И открыть что-то такое, что по отдельности, самостоятельно может и не получилось бы.