Фердинанд Ходлер, Сон

У Фердинанда Ходлера больше всего люблю не его пейзажи (похожие на Рериха), а фигуративные композиции — хореографии эмоций в стиле модерн. Среди них самая потрясающая для меня — его картина «Сон». Она воздействует на меня магически и как-то по-особому мне близка. Как воспоминание о чем-то личном, далеком, почти забытом, что не хочется доставать из архивов памяти понапрасну. От страха, что эта ветошь рассыпется в руках цветной пылью. Но искушение велико. The Dream. Чаще всего встречается перевод этой картины — «Мечта». Но я не могу соотнести ее с этим словом. Какая же это мечта? Все спит, замерло. Это «Сон», конечно.

Рыжие, волнистые волосы-водоросли, темно-оранжевые, вторящие им печалью, стебли трав и раскрывшиеся бутоны цветов. Скорбная поза девы, утопающей в своей благородной печали, наклон ее головы, скованной сном, аристократический профиль — все так призрачно и холодно. И красиво! Офелия. Обдает ознобом от этой красоты. Она напоминает снегурочку. Или русалочку, выброшенную на берег. И так похожа на мою любимую подругу юности. До чего похожа. И внешне, и внутренне.

И еще. Недавно посмотрела удивительный фильм Вима Вендерса «Пина» о знаменитой немецкой танцовщице и хореографе Пине Бауш. Которая меня потрясла. Это она! Девушка с этой картины. Из Сна Ходлера! Аскетично-экспрессивная. Молчаливо-прозрачная, невыносимо тонкая и длинная, как стебель травы. С закрытыми глазами, направленными вглубь и вниз. Те же черты угловатости и плавности, хрупкости и силы. Больше всего меня покорили танцы самой Бауш. Все ее танцоры великолепны, каждый по-своему, но Пина — это нечто. Ее надо видеть. И, конечно, погружаясь в ее постановки, в ее яркие, сумасшедшие, бесстыдные (обнаженные до самых потайных уголков души) образы, мне параллельно, постоянно вспоминался Ходлер со своими длинноволосыми девушками-богинями в длинных туниках, с их изломленными движениями, с застывшими позами боли, отчаяния и страсти, кружащими в каком-то жертвенном танце-экстазе. Не знаю, если Пина была знакома с его грустным, безмолвным искусством, но почему бы и нет? Даже, если не была, оно незаметно проникло в нее само. Сцены из балетов Пины, как кадры из многофигурных композиций Ходлера. Ее невероятно откровенный, оголенный изнутри театр танца помог мне глубже почувствовать его скрытое, гордое напряжение во внешне почти неподвижных героях. Как странно и непредсказуемо пересекаются разные искусства. Фердинанд и Фелиппина (полное имя Пины) связались во мне в один узел — причудливо и неразрывно…