Никогда не любила натюрморты, ни рисовать, ни смотреть на них. Мне казалось, при одном взгляде на любой, даже самый красивый натюрморт, через секунду я засну. Не могла понять, какой смысл в натюрмортах. Зачем ставить какие-то неживые, безликие предметы, а потом переносить их на бумагу или холст? До сих пор не могу объяснить себе этой загадки. Но художников почему-то они продолжают привлекать. Сезанн писал натюрморты, выстроил целую систему их изображения. Но для него это был один из любимых сюжетов. В отличие от Моранди, который пошел еще дальше — специализировался на монотонных, грустных натюрмортах. Углубившись в одну единственную, видимо безмерно волновавшую его, тему.
Бесчисленные бутылки, скучные стаканы, однообразные чаши, графины, кувшины, кофейники, повторяющиеся банки. Сосуды. Для чего? Для света. Соборы, по словам Моранди.
Бестелесные бутылки, невесомые силуэты без контуров. Расплывающиеся в свете до потери очертаний. Выбеленные им, размазанные, размытые его невидимым колыханием.
Фигуры-сосудов, не пропускающие свет в себя. Исчезающие в густом, белом, плотном фоне-тумане. Без границ.
Странное ощущение. Бутылки растворяются во мгле. Они как бы покрыты плотной пеленой, завесой, сквозь которую почти ничего не видно.
Материал их неясен. Стекло, глина, бумага, фарфор? Не имеет никакого значения. Но зато понятно их состояние с первого взгляда. Печальные бутылки, брошенные чаши, мечтающие кувшины. Спорящие, молчащие, уснувшие. Равнодушные. И говорящие.
Маленькие группы неприметных вещей. Окрашенные в свет, а не в цвет. В самых невыразительных, неопределенных, скупых, пыльных нюансах. Скромности и простоты. Это уже внутренний мир, а не натюрморт. Больше всего меня привлекают белые, тонкие бутылки.
Повторяющиеся предметы стали для художника всего лишь простым средством описания своих меняющихся чувств. Атмосферы внутренней жизни, скрывающейся за повседневностью. Может быть, это своеобразный поиск покоя? Или прошлого?
Монохромный стиль Моранди в светло-серых, сдержанно-бежевых тонах очень узнаваем. Его картины впервые увидела, когда мне было 20 лет, в Тель-Авивском музее. Они небольшого, камерного формата. И несмотря на мою нелюбимую цветовую гамму, выглядят уютно, создавая некое комфортное пространство безвременья, интимности.
Предметы у него живые. Грубо написанные, криво, не старательно. Размашисто, даже неряшливо. Не оставляет ощущение, что в вещи он вкладывал больше, чем обыкновенно. Для него это непросто материя, а символ. Иначе бы не повторял их до бесконечности, варьируя почти одни те же композиции и оттенки.
Оказывается, можно чувствовать себя свободным в строго заданных рамках: стол, несколько предметов, их разговор друг с другом. Близость, отдаление. Пустота, обнимающая их. Оставляющая в одиночестве.
В каждом его сосуде скрыт, можно сказать, человеческий характер. Его бутылки — это как-будто всеми покинутые, полые, почти бесцветные, непрозрачные люди. Одинокие, закрытые. Схематичные и тихие. Застывшие в непонятном, бессмысленном ожидании. В своих овеществленных ощущениях света.
Тонко подмечено, что предметы окрашены в свет, а не в цвет. Узкие бутылки он называл соборами. Есть в этом что-то из детства. Как в детстве мы строили замки, крепости из песка, а спичку в весеннем ручье представляли, как кораблик. В его натюрмортах. как мне кажется, отображено состояние его души: одиночество, замкнутость, ранимость.
Maria Trudler :
«Соборы» Моранди не сияют светом, не излучают и не переливаются прозрачностью стекол. Они поглощают свет в себя и не выпускают больше. Собирая его внутри, точно как детские сокровища. Ты хорошо вспомнил наши любимые ребяческие фантазии. Моранди (ранимый и одинокий), как тот маленький принц, видел, наверное, своих «барашков» сквозь стенки своих «ящиков». Есть фотография черно-белая, где художник смотрит, сняв очки, на свои бутылки. Точно, как на своих друзей. Мне всегда хотелось разгадать причину привязанности к вещам. Почему их хранят. Что они представляют для своих хозяев. Что несут в себе такого, что с ними не хотят расстаться. А тут случай еще более потрясающий. Всю жизнь провести в окружении тихих, старых предметов — любимых моделей для рисования.
Danidar :
От его бутылок и простого конкретного фона. Когда два цвета , возможно, играют роль, чтобы ставить на нем бутылки, графины и остальную хрень. Рак — он и по жизни — Рак. Он не может объяснить почему. Нравится, и все. Люди стесняются определить привязанность, именно к этому запаху, стесняются открыться. «Я бы послал куда подальше красивую модель, только ради того, что она просто не понимает мою привязанность. Что она красива и глупа до безобразия. Она не желает расслабиться и когда-нибудь быть счастливой со мной, из своей закомплекованности быть когда-нибудь честным человеком». В общем плане, как мне кажется, дура — она и есть дура. Бутылка у Моранди — это действительно собор. И все из-за того, что у нее ветра в башке гуляют, в горлышке, шум которых может понять только тонкой души человек.
Maria Trudler :
Концовка комментария бесподобно поэтическая. Браво. Шум голышек… Да, такую ассоциацию может дать только музыкант. Особенно тот, который играл на всем, что под руку попадается. Извлекая звуки из всего. Вот, взгляни на фотографию Моранди на фоне его друзей молчаливых. Вернее, это он сам стал фоном для своих бутылок родных, обшарпанных и пыльных. Для него, наверное, каждая царапинка и пятнышко были живописны. Кадр немецкого фотографа Герберта Листа — настоящий шедевр. Джорджо на нем как-будто слушает тот самый шум из горлышек, про который ты написал.
Середину я не совсем поняла. Это ты от лица Моранди попытался так запутанно-витиевато высказаться или от своего?
Нашла интересную подборку черно-белых фотографий из мастерской Моранди. Как все расставлено — просто и любовно.
Ты всегда обращаешь более пристальное внимание на своих зодиакальных собратьев, чем на остальных. И я тоже скорпионов-творцов распознаю шестым чувством и запоминаю их, обычно. На самом деле, когда совпадают знаки с художниками, то чувствуешь их еще ближе. Можешь уловить какие-то моменты, свойственные им и тебе. Раки — вода. Это эмоции, эмоции, эмоции. От них идет и привязанность. Люди равнодушные не привязываются в принципе. У них сердечная мышца атрофирована.
Danidar :
Не стеснялся своего вида. Того, как он живет в данный момент. Сильная вещь, когда человек выглядит самим собой. Без заигрывания ни с фотографом, ни с со своим, ни с последующими поколениями. Уверенность, своя философия, свой мир, своя тайна. Такое всегда притягивает.
Интересная идея на некоторых картинах рисовать без явных контуров, на контрастах цвета, на усилении или размытости штрихов. Как в музыке не использовать конкретный ритм ударных, а создавать его с помощью бас-гитары, ритм-гитары, клавиш.
Попытался от лица Моранди представить его размышления по поводу модели. Если бы он рисовал всю жизнь одну и ту же тетеньку, то в любом случае когда-нибудь назвал ее дурой))
С «пустыми» бутылками сложнее. С ними не поругаешься, не объяснишь им позы, пока сам аккуратно не расставишь и не скажешь, чтобы больше не двигались))
Может, во время войны, где у него напрочь «сорвало крышу», он разочаровался в людях и не желал быть с ними близко, тем более изображать их физиономии на своих полотнах.
А дальше? А дальше не каждому дано вдохнуть в них жизнь неодушевленных зданий — соборов, которые чаще бывают больше пустыми, чем заполненными.
Maria Trudler :
Быть самим собой — это великое искусство. Но для этого в первую очередь надо принять себя. Содрать без сожаления все наносное, как шелуху или кожуру. И остаться совершенно незащищенным. Голым психологически. В чем мать родила. Люди носят маски, как защитный покров, чтобы сохранить себя, вернее, свое драгоценное Эго, неуязвимым для людских взглядов и мнений, обсуждений и осуждений. Не каждый на такое решится.
У того, кто решается, круг общения заметно сужается. Ведь все привыкли к искусственным отношениям. Естественный вид и поведение человека, который не пытается выделываться и казаться не тем, кто он есть на самом деле, не приветствуется обществом. Где маска общается с маской. Имидж с имиджем, а не человек с человеком. Маски, как силиконовые одежды лиц, бесчисленных сортов и раскрасок, наполняют мир. Вселенская показуха — вот наш общечеловеческий девиз. С появлением интернета этот карнавал масок дошел до межгалактических масштабов.
Ты глубокие мысли высказал, Сергей. Захотелось над ними поразмышлять, дать им отлежаться. Спасибо тебе за содержательные комментарии, ассоциации, дополнения. Твой стиль мышления абсолютно непредсказуем. Но тем и интересен. Настоящий кардеболет извилин. ))
После твоих размышлений над бутылками и моделями вспомнился французский фильм Жака Риветта с Мишелем Пикколи в главной роли — Очаровательная проказница (La belle noiseuse). Если ты его не смотрел, то посмотри как-нибудь на досуге, в один из невыносимо скучных, длинных вечеров, когда ничего другого не хочется делать.
Фильм длится 4 часа, я еле его выдержала. Все нервы истрепала, но тебе точно понравится. Там идет речь про одного крайне академического художника, который буквально заламывал ручки-ножки у своей музы-модели в нужные для него позы. Это был садизм какой-то со стороны художника и мазохизм со стороны модели. В высшей степени интеллектуальное извращение. Всю душу вытащил из меня и из несчастной девушки.
В твою серию Художник и критики, Художник и галеристы, Художник и коллекционеры, Художник и аукционы прямо просится продолжение — Художник и модели. Ты определенно созрел для этой статьи, судя по твоим мыслям и сравнениям. А после La belle noiseuse вдохновение тебе обеспечено.
Danidar :
Спасибо, Маш, за упоминание серии! О ее продолжении уже давненько подумываю. Фотографии собираю, но пинок для статьи — художник и модели, еще слабый))
Может, действительно, после просмотра фильма появится должное вдохновение? Тем более, что впечатления от него у Тебя получились просто замечательные. И явные слова, обозначения некоторых человеческих отклонений, как: садизм и мазохизм — вызывали у меня большой интерес. Пусть попробует чего-нибудь из меня несчастного вытащить)) Может это и будет вдохновением?
Maria Trudler :
Это тебе спасибо, Сереж, за статьи и беседы, их продолжающие. Мне нравится следить за неожиданными траекториями твоих рассуждений. Приходиться читать, вчитываться, перечитывать. Но ведь такая акробатика ума не дает забетонироваться ленивым мозгам. Каждый раз пробивается росточек новой мысли. ))
На самом деле, фильм запоминающийся, напрасно я на него бочку качу. По меньшей мере, из тебя он вытащит терпение со всеми потрохами. И эстетическое наслаждение ты получишь, бесспорно. Созерцать медленно и мучительно, как модель завязывают узлом, выворачивая ее наизнанку — изысканное зрелище для истинных гурманов психологических отклонений. Сцены, где художник творит, заслуживают внимания. Но, главное, это то, что происходит между ними — художником и моделью. Короче, 100% гарантия вдохновения. Интересно будет узнать, что ты увидишь в этой теме, в этом фильме.
Еще кажется, в твоей серии не хватает статьи — Художник и зрители. Обычные зрители. Не заинтересованные лица, как кровопийцы-критики или денежные мешки-коллекционеры, а простые люди, не собирающиеся никогда и ничего покупать. Просто раз или два в жизни случайно столкнувшиеся с картинками художников.
Danidar :
А вот про зрителей я и не знаю чего говорить. Живопись — это высокое искусство. Такое, как, например, джазовая музыка или классика. Шастают лупоглазые дальтоники туда-сюда, пялятся на картины. Что Малевич, что Козлевич — одна хрень. Как и мало кто слушает джаз. Им нужна «Мурка».
Может Ты подскажешь, как из художника и зрителя скроить статью? И стоит ли такая овчинка выделки?
Maria Trudler :
Рассмешил! Стоит овчинка выделки. Тема Художник и зрители пересекается с сакраментальным вопросом — Для кого и для чего делается искусство? От этого сверхчувствительного пересечения и можно пойти дальше. Кстати, ты начал уже разворачивать тему в моем посте — Какая польза от художника? Там и художникам досталось от тебя, и зрителям. Не всякий художник, малюющий картинки — творец. Не каждый проходящий мимо, плюнувший в сторону и изрекший: «Такое я не понимаю» — зритель. И живопись не по факту наличия холста и красок — высокое искусство. Так же, как не любой ходячий на двух ногах — человек.
Не знаю, мне многие натюрморты нравятся. В них есть живость, хочется прикоснуться к предметам )) А вот бутылки разглядываю редко. Из работ Моранди приглянулся бело-синий бутылизм )) Цвет такой сочный, вкусный, морской. Радует ))
Maria Trudler :
Бутылизм — какое название очаровательное для натюрмортов. Кажется, я его буду применять в дальнейшем. Спасибо за идею, Юляшечка. Моранди в бело-синей гамме меня тоже больше всего радует. Это сочетание очень красивое — белое и голубое. Даже натюрморты приобретают неземной оттенок.
Юльчатка :
Конечно, пользуйся, Машунь )) Ты права, такой оттенок действительно кажется неземным ))
Maria Trudler :
У меня есть даже словарик моих любимых слов и словосочетаний. Если встречаются словечки, которые чувствую интересными или близкими, я их обязательно записываю на отдельные листочки или в документ на компьютере. У меня есть папка «Алфавит фраз и названий». Давно туда не заглядывала, правда. Надо занести туда свежие открытия.